Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба  Свадьба

Если вы считаете сайт интересным, можете отблагодарить автора за его создание и поддержку на протяжении 13 лет.

 

Свадьба

Свадьба

1944, 62 мин., ч/б, «Тбилисская киностудия»
Режиссер и сценарист Исидор Анненский, композитор Валерий Желобинский
В ролях Алексей Грибов, Фаина Раневская, Эраст Гарин, Зоя Федорова, Николай Коновалов, Михаил Яншин, Сергей Мартинсон, Вера Марецкая, Осип Абдулов, Николай Плотников, Сергей Блинников, Владимир Владиславский, Лев Свердлин

Комедия по мотивам рассказов и водевиля Антона Чехова, где собран уникальный актерский состав. Эпаминонд Максимович Апломбов, чиновник среднего пошиба, ставил себя очень высоко. А главное, требовал, чтобы и другие видели в нем исключительность. Все лето он обхаживал Дарью Кирилловну, видя в ней свою будущую жену. Свадьба получилась шумная. И не обошлась без столь же шумного скандала. Вместо обещанного генерала байками о морской жизни тешил публику за столом всего лишь капитан в отставке Ревунов-Караулов. Как неуважение и оскорбление воспринял это Эпаминонд Максимович. Он теперь сомневался и в цене приданого…
Режиссер Исидор Маркович Анненский (1906-1977) весьма приблизительно следовал авторскому тексту, экранизируя рассказы своего любимого писателя А.П. Чехова «Брак по расчету» и «Свадьба с генералом», но сумел очень точно передать чеховскую интонацию, сделав веселый и в то же время грустный фильм. Он собрал целое созвездие прекрасных комедийных артистов, которые превратили характеры, схематично очерченные в маленьких по объему историях, в яркие, наполненные жизнью запоминающиеся образы, гармонично вписанные в водевильную стилистику ленты, создав нестареющий шедевр нашего кино. Картину снимали в голодном 1943-м году. Свадебное изобильное застолье было в основном бутафорским. Но был и настоящий, аппетитно пахнущий винегрет, от которого ассистенты отгоняли голодных артистов. Режиссер, опасаясь, что блюдо не доживет до конца съемочной смены, распорядился полить его керосином. Это оскорбило актеров. Раневская ушла из павильона, хлопнув дверью. Анненскому пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть ее и мир на площадку. Эраст Павлович Гарин (1902-1980), один из лучших комиков нашего экрана, ярко и выразительно сыграл роль Апломбова-маленького человека с большими амбициями. Он начинал в Театре Мейерхольда и был одним из его любимых актеров, пока их пути не разошлись. Самые известные фильмы Гарина: «Поручик Киже» (1934), «Женитьба» (1935), «Музыкальная история» (1949), «Ведьма» (1959), «Оптимистическая трагедия» (1962), «Каин ХVIII» (1962), «Обыкновенное чудо» (1965) и др. Вместе с супругой Хесей Локшиной он поставил несколько фильмов, в которых сыграл заметные роли. Вера Петровна Марецкая (1906-1978), неподражаемо сыгравшая кокетку Змеюкину-«Машите на меня, машите!.. Дайте мне бурю!..»-в основном играла лирические («Сельская учительница» (1947), героические и плакатные роли («Член правительства» (1940), «Котовский» (1942), «Она защищает Родину» (1943), «У них есть Родина» (1949), «Мать» (1955) и др.). Сама же актриса очень любила роли характерные, но их в ее кинорепертуаре было немного, в том числе в разруганной критикой «Легкой жизни» (1964). Ее любил народ и отмечали власти: два ордена Ленина и четыре значка лауреата Сталинской премии. Ее подругой была всесильная Е.А. Фурцева-«Екатерина Третья», которая не только подражала Марецкой в манере поведения и одежде, но и брала у нее уроки актерского мастерства. Однако никто не догадывался, что за фасадом внешней успешности актриса тщательно скрывала многие трагедии: репрессированных родных, неудачи в личной жизни… Она была женой Юрия Завадского, родила от него сына. И хотя они прожили со знаменитым режиссером недолго, на всю жизнь сохранили самые теплые отношения, и в Театре Моссовета Веру Петровну за глаза называли «Хозяйкой». Второй супруг актрисы-коллега по театру Георгий Троицкий, от которого у нее была дочь Маша, погиб на фронте. Больше она замуж не вышла. Самые нежные чувства связывали ее всю жизнь с партнером по сцене Ростиславом Пляттом. Но тот не мог оставить больную жену, и они были вынуждены скрывать свои отношения. Блистательная, всегда подтянутая и тщательно за собой следившая Вера Петровна долго и мучительно умирала от рака мозга. Еще ничто не предвещало трагическое завершение яркой карьеры красавицы Зои Алексеевны Федоровой (1909-1981), полюбившейся зрителям по фильмам: «Летчики» (1953), «Подруги» (1953), «Человек с ружьем» (1938), «Музыкальная история» (1940), «Фронтовые подруги» (1941) и др. Но любовный роман с сотрудником американской военной миссии Джексоном Тэйтом был в самом разгаре. После рождения в 1946 году дочери Виктории она на девять лет попадет в сталинские лагеря, а потом, вернувшись с навсегда подорванным здоровьем, попытается вновь покорить советский киноолимп. Но ее уделом станут лишь роли второго плана и порой яркие, запоминающиеся, но эпизоды в фильмах «Медовый месяц» (1956), «Девушка без адреса» (1957), «Взрослые дети» (1961), «Свадьба в Малиновке» (1967), «Москва слезам не верит» (1979) и др. Известный комедийный актер 1930-40-х годов Осип Наумович Абдулов (1900-1953), сыгравший немало ролей, вошел в народную память практически одной фразой «иностранца греческого звания по кондитерской части Дымбы»: «В Греции все есть!». Одну из своих первых ролей в кино сыграл в этой картине Михаил Пуговкин. Он лихо отплясывал в кадре, но даже знавшие о его тяжелейшем фронтовом ранении, из-за которого ему чуть не ампутировали ногу, не догадывались, каких усилий ему это стоило. Почти у каждого актера были горе от потери близких, страх репрессий, но общими усилиями фильм получился яркий, веселый, с настоящей чеховской грустинкой над глупостью и людским несовершенством.
Из журнала «Искусство кино». Этот фильм сделан крепкой и опытной рукой, вкусно и выразительно снят, в нем играют яркие и популярные актеры. Здесь есть как будто все, что должно быть у Чехова: тихая заводь быта, комедия и драматизм. Изобретательный режиссер разнообразит сюжет вставками из других чеховских произведений и сам сочиняет вариации на чеховские темы. Произошла, однако, тревожная вещь: в этой сложной и серьезной работе что-то нарушилось, что-то сместилось-и вот уже фильм очень мало напоминает свой литературный прототип. На чеховскую тему сделана вариация настолько свободная, что возникает вопрос: а нужен ли был для этой картины именно Чехов? Что же случилось с «Душечкой», так ли велики и недопустимы ее метаморфозы? То, что рассказ изменился и расширился при переходе на экран, естественно-мы привыкли и не к таким трансформациям классики. Но мы требуем от постановщиков одного: верности духу, стилю, идее. В данном случае режиссером двигала не чеховская идея, и получилось новое произведение, которое правильнее было бы озаглавить: «Душечка. По мотивам рассказа А. П. Чехова». «Душечка»-рассказ сложный, в нем смешано много стихий, а авторская оценка тщательно спрятана. Есть здесь разные степени и оттенки невеселого, но не желчного юмора. Есть досада на нелепую жизнь и нескладные судьбы. Есть ненависть к пошлому быту. Но отчего же это очарование? «Автор нашел поэзию и в этой пошлой и нелепой жизни, нашел человеческое чувство, двигавшее и оживлявшее его героев»-эти слова Белинского о «Старосветских помещиках» применимы и к «Душечке». Вполне «старосветская» душечкина жизнь освещена и оправдана ее талантом любви, а оттого показана с чеховской застенчивой проникновенностью, и мы не смеемся над Душечкой, а плачем. Компоненты рассказа усвоены и развиты в фильме. Только развитие это, как правило, идет вне Чехова. Разрывая хрупкую ткань «Душечки», смещая акценты, постановщик разъединяет синтез лирики и комизма, доводит первое-до мелодрамы, второе-до фарса. Рассказ, скромный и нарочито будничный по стилю, получается затейливым и эффектным. В «реализме, отточенном до символа», символы извлекаются из быта и выглядят назойливыми, громкими. Боясь, как видно, пресловутой чеховской «скуки», постановщик привлекает пестрый материал из других рассказов, из «Чехова вообще». Но «Чехова вообще» не существует. Антоша Чехонте не то же, что А. П. Чехов 1899 года, года «Душечки» и «Дамы с собачкой». Чехов-новеллист не то же, что Чехов-драматург. И нельзя брать у всех сразу. У Колосова же диапазон захвата простирается от ранней юморески «О, женщины, женщины!» до драмы «Три сестры». Усилия по «оживлению» «Душечки» так велики, что иначе чем соавторством их не назовешь. Эти усилия распространяются на все: текст, сюжет, характеры. Чехов отодвигается, уступая место фантазии постановщика. Душечка получается в фильме такой: забавное, но неожиданное существо, с богатыми и широкими задатками. Энергия бьет из нее ключом, и Душечка счастлива в браках не столько от разделенной любви, сколько от того, что энергия ее находит разнообразное применение. Это драма не характера, а ситуации: Душечке не везет. Мужья попадаются ничтожные, да еще и умирают один за другим. Покидает любовник. Своих детей нет-привязалась к чужому, но и того могут отнять в любой момент. В соответствии с этой концепцией-четкой и твердой-постановщик и варьирует Чехова. Душечка уже не просто «состоит при театре»-она сама имеет, оказывается, «артистические» задатки. Следуя нынешней моде, режиссер показывает душечкино подсознание-в виде снов. Один из этих снов демонстрирует самою Душечку, лихим и пошленьким канканом заманивающую публику в кукинскнй театр-вряд ли богобоязненная и ограниченная Оленька могла мимикрировать настолько, чтобы увидеть этакий сон. Потом, позднее-уже наяву-Душечка увлеченно и вполне сносно поет с друзьями ветеринара «жестокий» романс. Душечка не просто идет «объясняться» с редактором газеты. Она спорит с ним смело, уверенно, победительно. Все это уже свое, а своего у бедной Душечки, как известно, не было, она-отраженный свет. Многое здесь «вряд ли». Вряд ли Душечка могла так мелодраматически, на коленях, умолять ветеринара не сердиться-экспрессия не ее сфера. Вряд ли она могла укачивать на руках, как ребенка, своего первого мужа: она ведь подчинялась, обожала, творила кумиров, а такая мизансцена придает всему обратный смысл. Сильно изменен, перетасован в фильме чеховской текст. Сценаристу, как видно, хотелось избежать голоса за кадром, ставшего надоедливой принадлежностью многих фильмов, звучащего не всегда к месту, отнимающего у актеров слово и действие. Но здесь авторский голос был необходим. Он дал бы бесценные комментарии, которые никакой иллюстрацией не заменить. Сценарист распорядился иначе: одни, собственно чеховские, слова отдал Душечке, другие, очень важные, вовсе опустил. Душечка, отличие которой в отсутствии собственного мнения, получает ни много, ни мало как слова самого Чехова. Она комментирует свою жизнь и задает о себе зрителю умные вопросы. Упомянул Чехов о ее романе с ветеринаром-и Душечка беспокоится об «общественном мнении», о сохранности своей «тайны». А этого в рассказе и следа нет: у Оленьки не было беспокойства на этот счет. Она не думала о мнении других-просто «растворялась» в возлюбленном и была счастлива. Последняя привязанность Душечки-чужой мальчик Саша. «За этого чужого ей мальчика, за его ямочки на щеках, за картуз, она отдала бы всю свою жизнь, отдала бы с радостью, со слезами умиления. Почему? А кто ж его знает-почему?»-это говорит Чехов. В фильме это говорит Оленька. Опять «вряд ли»-у нее не было «больных вопросов». «Я люблю-следовательно, я существую»-вот формула ее жизни. Есть, однако, в рассказе слова, без которых Душечку не понять. Они относятся к периоду, когда Душечка осталась одна и никого не любила. «А главное, что хуже всего, у нее уже не было никаких мнений. Она видела кругом себя предметы и понимала все, что происходило кругом, но ни о чем не могла составить мнения и не знала, о чем ей говори ты. А как это ужасно не иметь никакого мнения! И так жутко и так горько, как будто объелась полыни». И еще: «Ей бы такую любовь, которая захватила бы все ее существо, всю душу, разум, дала бы ей мысли, направление жизни, согрела бы ее стареющую кровь». Сценарист поступил правильно, не отдав эти слова Душечке, но пробел остался. Ведь свои ощущения Душечка сама объяснить не может-она томится, страдает, но ее настроения не оформляются в четкие мысли. Нужно, чтобы кто-то объяснил их за нее. Вместо этих незаменимых чеховских слов мы видим калейдоскоп кадров, где Душечка вянет в одиночестве. Меняются интерьер и времена года, прическа и одежда-очевидно, идет «день за днем, год за годом-и ни одной радости, и нет никакого мнения». Комедийная сторона образа развивается также «слишком» и также в не чеховском плане. Постановщик здесь противоречит себе и ставит опасные задачи для актрисы: рядом с Душечкой деятельной существует совершенная амеба, почти первобытное существо. Впервые Душечка появляется не как приятная барышня с «кротким, мягким взглядом», а как Липочка или Агафья Тихоновна, тупенькое и сонное создание. Она мается от безделья и скуки, ловит муху и, зажав в кулаке, наслаждается жужжанием. Дремучая девственность Душечки так-по фильму!-велика, что при виде будущего жениха с букетом она от стыда уползает домой на четвереньках. Речь Душечки усыпана чужеродными, ей по праву не принадлежащими словами. Сценаристу мало того, что она перенимает чужие мнения, слова и образ мыслей. Он заставляет ее преданным эхом подхватывать окончания чужих фраз, создавая некий припев. Он приписывает ей множество совершенно бессмысленных звуков, вроде всяких «кхм», «мм» «а…и…о…», которые должны выражать ее неразвитость, почти убогость. Из Душечки временами хотят сделать «недочеловека», но ведь как скоро и быстро она перерождается-сразу после свадьбы. А Кукин, между прочим, не Пигмалион и Душечка-не Галатея. Смешное и серьезное сцеплено механически. Но главное все же иное: душечкина невезучесть. Эта невезучесть подчеркнута всей стилистикой фильма. Все окружающее, символически заостренное, противостоит героине. Заострение оправдано в показе быта, «сонной одури» серого городишки с его безмыслием, которое, витая в воздухе, калечит Душечку. Вопрос можно ставить только о мере и степени гротеска. Грубовато сделаны обе свадьбы: богемная, цыганистая-с Кукиным, чинно-обывательская-с Пустоваловым. Здесь в фильм входит уже стилистика Островского или чеховских водевилей. Надоедлива бесконечная кукушка, которая ведет счет однообразным душечкиным дням. Жизнь по кругу, в ее фатальных повторениях, показана в откровенно символических свадьбах. С эксцентрикой и трюками обыграны оба сватовства. Абсолютно тождественны похороны. Похожи несостоявшиеся брачные ночи. «Душечка» с ее обилием любовных коллизий целомудренна. У недалеких и маленьких героев не отнимешь одного: все они славные люди и искренне любят. Колосов же вводит в фильм эротическую буффонаду. После каждой из свадеб Душечка томится в ожидании, мужья же оказываются не на высоте. Кукин тщательно опрыскивает комнату из пульверизатора. Пустовалов бубнит нечто нравоучительное. После чего и тот и другой, не исполнив супружеских обязанностей, засыпают. Мужья Душечки вообще ходячие карикатуры. Горе-антрепренер, жалкий Кукин действительно предшественник Епиходова-но и Епиходова не сыграешь в откровенно фарсовом ключе, в духе ранних фильмов Чаплина. Блистательная эксцентриада Р. Быкова, сделанная поистине вдохновенно, здесь до обидного пи к чему: гротеск в данном случае инороден, секрет «Душечки» в том, что это простая, будничная история. Скромный, работящий Пустовалов превращен в «человека в футляре». Ему зачем-то приписаны мелочная расчетливость, купеческое чванство и всякие высокопарные сентенции вроде: «Самолюбия и самозабвения моих не трогай!». Все это колоритно, порой смешно, но не из этого Чехова. Юмор «Душечки»-не издевательство Антоши Чехонте. Это полуулыбка почти сорокалетнего Чехова. Намеренна трансформация рассказа или случайна? Очевидно, намеренна. «Особое мнение» постановщика, как думается, вызвано двумя причинами. Первая-актриса, на яркое дарование которой ориентируется режиссер. Л. Касаткина сильна и своеобразна в комедии и драме, лиха в водевиле, может быть пленительной и нелепой. Многие моменты фильма по-настоящему трогают, особенно сцены «поздней» Душечки, с ее самозабвенной добротой, с трагическим пробуждением материнства. Касаткина играет драму жизненных сил, не находящих достойного применения, деятельной любви, обращенной на ничтожества. Она напориста, и она не вызывает досады, жалости, умиления-а без этого нет чеховской Душечки. Оттого Касаткина хороша там, где есть оправданное действие-в кассе театра, в конторе, с ребенком, над которым она хлопочет, как наседка. Причина вторая-о ней можно гадать без уверенности-такова: попытка путем всяческого обострения и активизации «опрокинуть» «Душечку» в современность. А история Душечки понятна без модернизации. «Вечно женственное» волнует всегда. У Чехова это история неприкаянной женской души, ищущей, к кому бы «прислониться», души жалкой и беззащитной, искалеченной «сонной одурью»-но щедрой и теплой, полной любви. В фильме получилось не это. Будь первоисточник иной, не стоило бы разбираться так придирчиво. Но когда имеешь дело с совершенством-необходима осторожность.