Если вы считаете сайт интересным, можете отблагодарить автора за его создание и поддержку на протяжении 13 лет.

Ночи без ночлега

Фильм посвящен последнему периоду жизни и героической смерти поэта Витаутаса Монтвилы (1902-1941)…
На Всесоюзном кинофестивале в Ленинграде картина получила специальный приз.
Из журнала «Искусство кино». В результате Версаля и в противодействие Октябрю в Европе был учрежден так называемый санитарный кордон. Цепочка режимов-средних и малых-вытянулась вдоль нашей границы, долженствуя разделять Советскую страну и пролетариев Запада. Здесь были монархии, как Болгария царя Бориса, и республики, как Литва профессора Сметоны. Были совсем удивительные образования: королевство без короля-Венгрия или Польская республика, президент которой по конституции отвечал только перед богом и историей. Фашисты сменяли у власти полуфашистов. Клерикалы-консерваторов. У всех этих режимов была общая определяющая черта-антинародность. Все эти сеймы, парламенты, адмиралы, диктаторы были учреждены и направлены против народа-против нашего народа и в первую очередь против своих народов. Капитализм в этих странах выступал в жалком и грязном обличье-провинциальный, мизерабельный, коррумпированный, жестокий, лживый. В действительности этих режимов не было ничего разумного-недаром все они развалились, не просуществовав и четверти века. Во всех этих странах жили поэты. Более того, диктаторы жаждали иметь поэтов, своих собственных поэтов. В кадетских корпусах, где обучались диктаторы, им внушили, что поэзия-лучшее украшение, убедительнейшее оправдание власти. А диктаторам-будь то Пилсудский, Антонеску, Сметона или Ульманис-было что приукрашивать и оправдывать. Сытая и сильная буржуазия великих держав равнодушно предоставляла поэтам право писать, что они хотят, и жить, как они смогут. В державах санитарного кордона равнодушия не было. Покорных ласкали. Непокорных уничтожали. Поляк Броневский сидел в тюрьме. Хорват Горан Ковачич был замучен. Болгарин Вапцаров расстрелян. Литовец Монтвила тоже расстрелян. Я называю только самых прославленных. Мартиролог среднеевропейских парнасов насчитывает сотни имен. Об этом-фильм «Ночи без ночлега». О поэтах купленных и неподкупных. О возможности компромисса и об его отвержении. О несовместимости поэзии и капитализма во всех его формах, и тем более в его фашистской форме. Владимир Огнев, знаток и исследователь русской, литовской, польской, чешской поэзии, написал сценарий о Поэте, живущем в Маленькой стране с жестоким и унылым режимом. Режим пытается купить Поэта. Поэт продолжает Борьбу и героически гибнет. Действие фильма могло происходить в хортистской Венгрии, или в царской Болгарии, или в маннергеймовской Финляндии. Сгущение, символизация, синтез подчас сметают государственные границы. О фильме следует судить по законам избранного авторами жанра-синтетического, символического, обобщенного. Однако объектив киноаппарата не может снять девушку вообще. Он снимает литовку, польку или болгарку. Церковь на экране выглядит католическим костелом или лютеранской кирхой, а не церковью вообще. У фильма о судьбе поэта в стране санитарного кордона есть судьба-прототип и страна-прототип. Эти прототипы-судьба большого литовского поэта Витаутаса Монтвилы в Литве-сначала в клерикально-буржуазной, сметоновской, затем в советской, затем в пору фашистской оккупации. Авторы обнажили эту связь. Они посвятили фильм памяти Монтвилы, они сняли каунасскую натуру, они назвали свой фильм по заголовку книги Монтвилы, они заставили своего героя дважды читать стихотворение Монтвилы, они женили его на девушке, которую зовут так же, как и жену Монтвилы. Сделав все это, они сознательно обрекли себя на упреки в том, что прототип не всегда совпадает с героем, что Мантвидас фильма-не совсем Монтвила, каким он был в жизни. Интересно, что в спорах, которые сейчас разыгрались в Литве, сверстники и друзья реального Монтвилы горячо атакуют фильм с этих позиций, а люди, не знавшие поэта лично, столь же горячо приемлют обобщенного Мантвидаса. Я думаю, что чем дальше от Каунаса, от булыжных мостовых, по которым бродил прототип, тем больше понимания встретит герой, тем менее проблема верности факту будет заслонять действительное содержание фильма. Поэт растет не как лист, а как лес-многопланово, разносторонне. Из всех линий становления героя авторы фильма выбрали главную-его политическое воспитание.
Они избрали героем не сознательного, обдумавшего свое житье революционера, не убежденного коммуниста типа Вапцарова или Броневского, а бунтаря-одиночку, которого горький политический опыт учит, что восставать в одиночку нельзя. Мантвидас проходит через испытания нуждой, через испытания жалостью-к матери-прачке, к жене-роженице. Через испытания любовью-к женщине, которая не хочет разделить его судьбу. Через испытания собственной слабостью-он идет на компромисс, опубликовав «нейтральное» стихотворение в реакционной газете, а потом находит в себе силы осудить этот поступок. Он проходит через испытание славой-в месяцы советизации его страны. Он с честью выдерживает последнее испытание, предпочтя смерть предательству, предложенному ему гестаповцами. Фильм начинается и кончается сценами в гестапо. Подписать или не подписать составленное нацистами заявление, осуждающее Советскую власть? Как для Маяковского не было вопроса, принимать или не принимать Октябрь: «Моя Революция!», так и для Мантвидаса нет вопроса, благословлять или проклинать власть, давшую ему возможность быть выслушанным народом. А почему не было вопроса? На это отвечает весь фильм. Авторы почти не занимаются тем, как рос их герой эстетически. Жизненные условия, воспитавшие Мантвидаса, характеризуются преобладанием политики, которая определяет судьбу человека, подобно тому, как рок делал это в античной трагедии. Поэт в фильме растет не только физически, но и политически. Он дан в гражданском становлении. Рядом с хорошо сыгранным С. Петронайтисом Мантвидасом действует прекрасно сыгранный А. Масюлисом Мечис-его тень, его попутчик, его антипод. Мечис приемлет любую действительность. Приспособленчество-его вторая натура. Даже мысль о сопротивлении злу не приходит ему в голову. А. Масюлис играет человека, всегда неизменного в ничтожестве, в трусости, в самосохранении любой ценой. Мечис в исполнении А. Масюлиса тоже символ официального поэта, при любой власти слагающего равнодушно-поздравительные вирши. Третий символ фильма-офицер гестапо. Его играет С. Космауокас. Видимо, прошли времена, когда персонажи такого рода обозначались в списке действующих лиц просто «Дракон из гестапо». В военную пору это исчерпывало наше отношение. Сейчас хочется большего. Фильм начинается сценой, когда гестаповец заставляет героя слушать литовские крестьянские плачи, записанные на магнитную пленку. «Своеобразный плач-говорит гестаповец и добавляет-это моя слабость». Веришь, что плачи действительно его слабость, что он в самом деле восхищен записями, что не мешает ему во всем прочем жить и действовать, как надлежит гестаповцу. Он соблазняет героя не просто возможностью выжить, физически уцелеть. Он показывает Мантвидасу, как прекрасна жизнь, продолжающаяся за стенами тюрьмы. В летний день он позволяет Мантвидасу переодеться, вывозит его в город, разрешает ему послать жене-роженице цветы и письмо. Такого случая в жизни литовского поэта Монтвилы не было. Похожий случай был в жизни Фучика. Авторы фильма обобщают смело, но зато кадры получаются впечатляющие. Серьезной удачей фильма мне кажется операторская работа. Природа Литвы неяркая, неброская-грандиозности, патетики там искать не приходится. Надо действительно любить ржаные поля, окаймленные цветами, придорожные распятия с подкрашенными фигурками святых, мрачные улицы Каунаса с вымощенными камнем внутренними дворами и немытыми стенами, чтобы снимать так, как Д. Печюра. Вот уж действительно лента, которая не могла быть цветной. Черно-белое, сероватое, сумеречное, как окраска стен девятого форта, где сидел герой, как полусвет в каморке его матери, как грязь на улице бедняцкой окраины, как полусумрак костела. И только белоснежное белье-мать поэта стирает его, а сам поэт развозит на тачке по клиентам-подчеркивает, усиливает этот ноябрьский сумеречный, тягостный фон. Точное тональное решение согласуется с верным решением звуковым. Уже литовские крестьянские плачи задают тон в первых кадрах. Глухо лязгает железо. Засовы тюремных ворот перекликаются с грохотом жалюзи в магазинах. Из одной тюрьмы поэт переходит в другую. Из девятого форта-в город, где он также связан и не свободен. Грохот железа символизирует, что город-все та же тюрьма. В одной из лучших сцен фильма герой спешит к умирающей матери и встречает во дворе-все в том же булыжном, сером, нищем каунасском дворе-ксендза, выходящего из ее каморки. Одно слово ксендза «Отошла!» и стук мяча, в который играет соседская девочка-вот и все звуки, сопровождающие смерть матери героя. В фильме вместо стука-биение человеческого сердца. Вряд ли этот символ достаточно понятен зрителю. Но высокий лаконизм, неболтливость, нежелание рассусоливать уместны, правильны. Думаю, что среди важнейших недостатков фильма-скомканность, поспешность, с которой снят 1940 год-советский период в жизни и творчестве героя. Правда, это был один год, но для Мантвидаса, как и для его прототипа, он был временем вулканического выброса энергии, таланта стихов. Этот год подтвердил, что вся предыдущая борьба была не напрасна. Он накрепко связал героя с коммунистами. Он дал ему силы достойно умереть, защищая принципы этого, советского года. А в фильме-немногие сцены, преимущественно парадные. То, что составляет силу фильма-понимание глубинных связей стиха с жизнью-выражено внешне. Дана не поэзия, а только ее успех. Сцены в костеле, как мне кажется, тоже из другого фильма, из другой эстетики. Их условный оперный романтизм никак не вяжется с суровостью, правдивостью, немногословием «Ночей без ночлега». Наверное, фильму можно предъявить многочисленные профессиональные претензии. Не следует забывать, что для автора сценария Владимира Огнева это первый художественный фильм и что А. Араминас и Г. Карка также новички в режиссуре художественной кинематографии. Не так часто встречается, что в кинематографию приходит не беллетрист, а критик и литературовед. Но этот критик и литературовед умеет остро и дисциплинированно мыслить, что тоже случается не слишком часто. Биографических фильмов о поэтах довольно много. Однако, начиная с «Поэта и царя», вызвавшего ярость Маяковского, они редко возвышаются над уровнем иллюстраций на полях чьих-нибудь мемуаров или чьих-нибудь писем. Связи, прямые и обратные, биографии поэта с его стихами остаются не уловленными. Отступив от биографической дотошности, В. Огнев, А. Араминас, Г. Карка выиграли в обобщении. Вместо фильма о жизни и смерти поэта Монтвилы они сняли фильм о жизни и смерти многих поэтов в эксплуататорском, враждебном поэзии обществе.